«Я собираю вещи, которые использовались в кочевом быту»
Коллекция ювелира помогает лучше понять культуру
Ювелир и художник Сержан Баширов на протяжении многих лет коллекционирует вещи, имеющие отношение к казахской культуре.
Власть поговорила с ним о том, как он начал собирать свою коллекцию по всему миру, почему заинтересовала именно этнография и об аутентичном стиле казахского народа.
Мастерская Сержана Баширова находится в подвальном этаже Astana International University, где он преподает в школе искусств и дизайна. Длинный коридор увешан старинными коврами и обставлен сундуками и ведёт в небольшую комнату, полную работ художника и некоторыми вещами из его коллекции.
«Все мои работы исходят из нашей культуры и ведут к ней. Брать из воздуха кажется сложным, – смеется Баширов. – Это то, что создавалось тысячелетиями».
В недавней серии он из металла воссоздавал казахский текстиль сырмақ (вышитая кошма) и аяққап (сумка для хранения посуды). В другой недавней серии, сделанной из дерева он часто использует изображение солнца, потому что в верованиях многих народов оно свято, так как дарует жизнь.
В серии «Шелковый путь» изображены рельефы земли Казахстана, есть работы и с абстрактными композициями. Например, голова человека и ружье.
Ювелир рассказывает о серии с казахстанскими городами, где в глаза сразу бросается форма нефтяной вышки и легко угадывается Атырау.
Также он делает копии старых колец, которые часто встречаются в разных частях Казахстана. Кроме металла и дерева можно заметить работы из костей. Недавно он начал работу над новой серией из лопатки скота.
«Это же свято для нашего народа. Есть и такое, что смотрят на прозрачную часть лопатки барана для прогноза погоды», – говорит он, увлеченно рассматривая кость и добавляет, что полукруглая форма лопатки напоминает ему степь.
Сержан Баширов начал интересоваться искусством ещё в детстве – хоть ему и нравилось рисовать, больше всего его интересовало копаться в гараже отца и работать с металлическими изделиями. После 8 классов школы он с одноклассниками решил поступить в сельскохозяйственное училище в Саратовке рядом с Усть-Каменогорском. Однако отец переубедил Баширова и предложил ему продолжить заниматься искусством.
Он привез 14-летнего парня в Алматы, чтобы сдать документы для поступления в художественный техникум. Баширов вспоминает, что экзамены дались сложно, потому что он ничего не знал о грамматике, анатомии, композиции и компоновке. Но «двойку» он получил на диктанте по русскому языку.
«И было стыдно возвращаться домой. С таким шумом провожали в Алматы, в общем, горел со стыда и никак не мог вернуться домой», – объясняет Баширов.
Он узнал о курсах, на которых готовили к поступлению в училище, работал и учился в вечерней школе. Тетя каждый день заставляла его писать диктант по русскому языку. Спустя год он смог поступить в техникум на специальность «художественная обработка металла», где учился с 1979 по 1984 год. Затем после двух лет в армии, где он старался практиковаться в солдатском художественном клубе, Баширов поступил в театрально-художественный институт на специальность «скульптура», где отучился 5 лет.
«Вот тогда и начался период сближения с искусством, потому что тогда уже была Перестройка, в стране начали происходить интересные события, Желтоксан и молодежь стала активной. Люди, никогда не читавшие газет, начали интересоваться новостями, копаться в истории. Тогда в разных регионах Казахстана воодушевились и люди искусства», – вспоминает Баширов.
В этот период он впервые познакомился с западными течениями искусства, которые долгое время оставались неизвестными за железным занавесом. В конце 80-х годов он на практике оказался в Санкт-Петербурге, где проходила большая выставка. Туда студентов повел авангардист Зияхан Шайгельдинов или Шайзия, который, по словам Баширова, не ел и не пил, жадно рассматривая выставку.
«Тогда наше сознание не особо воспринимало всё это, мы же из Советского союза были. Думали: “Что это за мусор собрали? Лопаты какие-то поломанные”. Было странно, но в глубине души это заинтересовало. В институте также познакомились с ребятами со свежим взглядом на искусство. Кто был в Москве, кто в Киеве, рассказывали что видели. После учебы мы не возвращались домой, а оставались в подвале и обсуждали искусство», – говорит Баширов.
После Баширов стал преподавать художественную обработку металла: сначала в алматинском колледже, и в Академии искусств имени Жургенова, а затем переехал в Астану.
Коллекция, начавшаяся с копейки бабушки
Во время учебы в техникуме учителями Баширова стали молодые специалисты Дуйсен Сейдуалиев, Арыстанбек Хасенов, а директором был мастер Даркембай Шокпаров. Тогда, по словам Баширова, у него пробудился интерес к национальному наследию.
«Мы были всё-таки в русском, советском течении искусства. Лишь один из 10 художников в Алматы был тогда казахом. Под влиянием этих учителей мы начали часто ходить в музеи, интересоваться историческими вещами. До сих пор помню, как писатель Кокей Сакабаев повел меня в Центральный музей Алматы, который тогда находился в Вознесенском кафедральном соборе. Экспонаты были так близки, ощущение, будто я их потрогал», – говорит Баширов.
Так с конца 1980-х годов Баширов начал собирать старинные вещи. Сколько сейчас предметов насчитывается в его коллекции, ювелир не помнит и не считает, так как там много фрагментированных вещей. Однако первый экспонат запомнил навсегда.
«Во время учебы бабушка отправила из аула полтинник с рисунком головы царя Николая и попросила сделать из него кольцо. Я не видел такие вещи в музее, мне стало жалко! Я сделал ей кольцо из другого предмета, а полтинник оставил себе, помню как каждый день рассматривал его», – вспоминает Баширов.
Любопытство стало причиной всей коллекции, признается ювелир: «Например, в музее такое кольцо құсмұрын (с казахского «птичий клюв») я не могу увидеть с обратной стороны. А его любопытно потрогать, даже разобрать хочется. Я иногда изготавливаю копии».
Многие вещи относятся к XVIII-XIX веку с упором на этнографию. Среди них есть жемқалта – сумка из кожи козы для хранения зерна и муки. Домбра необычной формы, называемая қалақ домбыла или Абай домбыра. Так же торсық – кожаная посуда для молочных или кисло-молочных продуктов.
«Я собираю вещи, которые использовались в быту, особенно при кочевом образе жизни. Можно сказать, что это вещи, которые я видел в детстве. В 90-х мы начали праздновать Наурыз. Я понес эти старые вещи на первые празднования, люди начали интересоваться, рассказывать, что и у них дома есть такие же, предлагали мне их», – говорит Баширов.
Экспонаты для коллекции Баширов ищет везде: и в центральном парке культуры и отдыха в Алматы, где люди выставляют свои вещи, и в далёких аулах, которые он посещает, и на блошиных рынках за рубежом. Причём там он находит не только предметы, связанные с казахской культурой, но и с культурой стран Центральной Азии.
«Часто задумываюсь, как они там оказались: возможно, через ориенталистов в дореволюционные времена. Либо их продавали во времена перестройки в Алматы или увозили в Москву, а теперь эти вещи всплывают на рынках и в галереях», – говорит Баширов.
По его словам, вещи в рынках стоят не так дорого, как может показаться. Например, кольца, которые оцениваются в Казахстане в $200, могут стоить там в десять раз дешевле. Часто предметы попадают на рынки после смерти коллекционеров, наследники которых не всегда осознают ценность таких вещей.
«Для меня важно все это возвращать в Казахстан. Хорошо, когда наши вещи есть за границей, но всё-таки наследие должно быть на своём месте. Они должны быть в галереях, где эти вещи ценятся, где есть информация о них, где они изучаются», – отмечает коллекционер.
В 2020 году Баширов наткнулся в Будапеште на два казахских кольца из Западного Казахстана начала XIX века. Там же удалось найти аяққап — сумку из войлока. В США он купил пару казахских вещей, которые продавцы считали афганскими и иранскими. По стилю Баширов определил, что это вещи младшего жуза. Недавно он наткнулся на часть өңіржиек (национальное ювелирное украшение) в Тбилиси.
«Продавцы называют его дагестанским, но оно наше, казахское. В Западном Казахстане есть особая техника сіркелеу, то есть треугольное наложение зерни, которое пришло к нам из гуннских времен. Ни с чем её не перепутаешь», – говорит Баширов.
Коллекция Баширова разрослась настолько, что ему уже негде хранить экспонаты. Сейчас часть вещей – самое ценное и важное можно увидеть в двух выставочных залах Дворца мира и согласия. В глаза бросается сықырлауық (двери юрты) из Мангистау. Баширов говорит, что купил их в Алматы. Хозяева ставили новые двери, а старые решили продать.
«Сықырлауық удобен для переезда, не нуждается в гвоздях. Дверь – это святая вещь, потому что это вход в новый мир, личное пространство. В верхних сторонах нескольких дверей я нашел тумар или талисман, внутри которого было письмо, но я его не открывал», – говорит Баширов.
В коллекции также есть жастық ағаш (подголовок), один из них привезен из Атырау, а другой получен от каракалпаков из Мангистау.
Баширов также особо отмечает каменную жернову из XIX века: многие подобные вещи в Казахстане сделаны из гранита, а эта из ракушечника с берегов Каспия.
То, что многие вещи из его коллекции привезены из западной части Казахстана, Баширов объясняет тем, что в Мангистау до последнего времени сохранилась традиция делать юрты.
«Да хранится искусство в отцовском доме…»
Отдельно в коллекции Баширова можно выделить ковры, которые он начал собирать в начале века. Его заинтересовало разнообразие элементов ковра, которые несут в себе целую историю.
«Рассматривая один ковер, можно увидеть разные детали, кроме узоров – технику изготовления, цвет, колорит, региональные особенности. Вся письменная культура и орнаменты попадают в ковры», – говорит Баширов.
В его коллекции можно найти изделия из других стран. Около ста ковров Баширову удалось привезти из граничащего с Казахстаном региона Тамды в Навоийской области в Узбекистане. Среди них часто встречаются ковры с надписями на казахском языке. Также встречаются туркменские, азербайджанские, уйгурские и народов Кавказа, которые были депортированы в Казахстан.
«Этот вот арабы кілем или тақыр (лысый) ковер. Что интересно, его изготавливают в нескольких регионах Кызылорды и в Костанае или Торгае. Между ними тысячи километров, но больше никто такое не делает. Кто-то говорит, что это из-за кипчаков, которые часто обитали именно в этих двух регионах», – объясняет Баширов.
Разницу между коврами можно понять по цветовой гамме и рисункам, подсказывает Баширов. Азербайджанские ковры отличаются зелёными и ярко-красными цветами, а в казахских часто встречаются знакомые глазу орнаменты. На коврах также можно увидеть и надписи. Так на одном из них написано «С новым годом», на других — имена и слова назидания.
«Оқи қойса еске алып, әкеміздің үйінде өнер тұрсын сақталып», – написано в одном из ковров из Мангистау. Дословно можно перевести как «Да хранится искусство в отцовском доме на случай, если кто-то прочитает, вспомнив». Баширов считает, что это означает важность семейного очага и қара шаңырақ (почитаемый дом предков).
«Оқи қойса еске алып әкеміздің үйінде өнер тұрсын сақталып»
Баширова радует взросший интерес к национальным вещам и ювелирному делу в Казахстане. Во многих вещах в его коллекции можно заметить разные исторические события, которые повлияли на историю народа. Например, часто встречается төте жазу – арабская письменность, которая использовалась в Казахстане 30-х годов прошлого века. В красных звездах и серпах с молотом заметно влияние советской эпохи. Это также повлияло на «аутентичность» казахских вещей.
«В 80-90-х годах многие ювелиры в Казахстане были русскими. На «Фабрике сувениров», которая делала уникальные сувениры для правительства, главными художники делали, казалось бы, казахские изделия. Форма была казахской, а содержание – декор, техника исполнения, были чужды казахам. Например, вставляли кабошон, а у казахов использовались плоские камни», – отмечает Баширов.
По его словам, это привело к искаженному пониманию казахского искусства, но теперь ситуация улучшается благодаря сохранившимся региональным школам ювелирного дела в Западном Казахстане, Торгае и среди казахов Узбекистана.
Поддержите журналистику, которой доверяют.
